«Сухой закон» в России в воспоминаниях современников. 1914-1918 гг. - Сергей Алексеевич Сафронов

внешкольного образования; продуктивная борьба за трезвость может быть успешной только при условии активного участия в ней самого населения, для чего было предложено ввести мелкую земскую единицу. Для борьбы с алкоголизмом не достаточно одних запретительных мер. Необходимо создание таких правовых условий общественной жизни, при которых возможна широкая самодеятельность трудящихся масс.

Кроме того, Совещание признало необходимым созвать через Пироговское общество противоалкогольный съезд, который, к сожалению, так и не был созван. Да и само Пироговское общество, его всероссийское представительство – Пироговские съезды врачей и их печатный орган «Общественный врач» – в 1922 г. прекратили свое существование. Решение Пироговского совещания стогодичной давности сорок лет назад подтвердила Всемирная организация здравоохранения на двадцать восьмой сессии Генеральной ассамблеи Всемирной организации здравоохранения, где в 1975 г. было вынесено специальное решение: считать алкоголь наркотиком, подрывающим здоровье.

Постепенно начало накапливаться раздражение против политики «сухого закона». Так, в апреле 1915 г. журнал «Ресторанное дело» писал: «Результаты абсолютного воспрещения торговли крепкими напитками начинают сказываться в самой разнообразной форме. Так, положительно сочным, несколько и комического характера штрихом к общей картине является следующее письмо одного врача, адресованное на минувших праздниках Пасхи в редакцию одной столичной газеты. Вот оно: „Так как из нескольких мест мне сообщили по телефону, что многие любители выпивки выписывают спирт под мою фамилию и некоторые даже приложили гуттаперчевый штемпель с моей фамилией и адресом настоящей моей квартиры, в то время когда на моем собственном штемпеле имеется адрес моей старой квартиры, то покорнейше прошу аптеки справляться по телефону. Эта мера особенно важна теперь, в праздники, когда, вероятно, случаи подделки появятся чаще“. Более мрачным колоритом „идет“ от сообщения, напечатанного недавно в московских газетах о десятилетнем мальчике, отравившимся опасным денатуратом. Сообщение гласит: „23 марта в Солдатенковскую больницу привезли отравленного денатуратом девятилетнего крестьянского мальчика Илью Андреева Фирсова. Из расспросов его выяснилось, что он, придя к крестьянке Любови Матвеевой Лексиной, проживающей в доме № 27 в Курбатовском переулке, просил отпустить для рабочих на 22 коп. денатурированного спирта. Лексина угостила мальчика „ханжой“. Выпив чашку „ханжи“, Фирсов почувствовал себя дурно и впал в бессознательное состояние. По этому делу началось судебное следствие“. Общим фоном для этой тяжелой картины являются заметки, которыми пестрят столичные и провинциальные газеты ежедневно, об отравляющихся до смерти денатуратом или „ханжой“. Жуткое зрелище необуздавшего стремления масс ко всему, что хотя бы в самой отдаленной степени напоминало запрещенный теперь алкоголь, способно заставить ужаснуться самое зачерствевшее в ужасах жизни сердце. И только это зрелище отнюдь не пугает наших домашних отрезвителей, которые не перестают протестовать устно, письменно и печатно о всеобщем отрезвлении исключительно путем воспрещения всех алкогольных напитков, даже с самым слабым его содержанием. Уроки жизни им нипочем, и еще продолжают свой „завет от печки“»[477].

«Ресторанное дело» утверждало, что, несмотря на сокращение официальных продаж водки, количество пьяных остается большим. Например, «по сведениям канцелярии Совета министров, в Европейской России продано казенных питей за весь 1914 г. 50 544 754 ведра, тогда как за 1913 г. водки было продано около 100 000 000 ведер. В западной Сибири в 1914 г. продано два с половиной миллиона ведер и в восточной Сибири 1 100 000. За 1913 г. в Сибири было продано водки вдвое больше. Общий итог продажи казенных питей в России за 1914 г. оказался менее прошлогоднего на 400 000 000 руб. В приведенные сведения не включены данные по акцизным управлениям тех губерний, которые находятся в районе военных действий и в силу этого обстоятельства не представивших нужных сведений». Тем не менее, «несмотря на полное воспрещение торговли в Петрограде всеми крепкими напитками, камеры для вытрезвления пьяных при полицейских частях все же не пустовали и в нынешние пасхальные праздники. Так, в течение первых трех дней Пасхи было доставлено в эти камеры следующее количество опьяневших: в Александро-Невскую часть – 129 человек, в Рождественскую – 71, в Литейную – 39, в Выборгскую – 107, в Полюстровский участок – 61, в Охтинский – 53, в Петроградскую часть – 87, в Василеостровскую – 131, в Петергофский участок – 61, в Шлиссельбургский – 71, в Новодеревенский – 31, в Спасскую часть – 65, в Казанскую – 43 и в Нарвскую – 67. Всего, значит, по Петрограду было официально зарегистрировано свыше 1 000 случаев опьянения. Для полноты статистики о пьяных не достает тех случаев, когда упившиеся миновали камеру. Но эти случаи не могли попасть в учет, и статистика, конечно, является – неполной»[478].

Помимо фактов «Ресторанное дело» приводило и различные случаи из жизни, которые дискредитировали «сухой закон». «18 мая 1915 г. исполнилось ровно 10 месяцев предпринятой правительством небывалой еще по размерам у нас на Руси борьбы с народным пьянством, и, думается, что уже можно рассмотреть те результаты, которые получились от этой борьбы, так сказать, подвести ей некоторые итоги. Итоги эти не будут состоять из цифр – их заменят факты, взятые нами из наблюдений живой действительности. Факты же эти следующие. Мы все знаем, что торговля всякими крепкими напитками сейчас абсолютно воспрещена и что алкоголь можно получить лишь по рецептам врачей и с разрешения полиции. И в то же время мы все видим чуть не на каждом шагу людей совершенно опьяневших, а также часто слышим от знакомых хвастливые заявления, что они „могут достать спиртуозы когда угодно и сколько угодно“. Мы невольно стали доискиваться тайных виноторговцев. Сначала было подозрение пало на рестораны, подающие, будто бы, напитки в кабинетах. Потом это подозрение отвергли, как слишком нелогичное, так как при существующих строгих административных карах за тайную продажу водки, вплоть до закрытия ресторана, торговля напитками представляет для ресторанов слишком большой риск, могущий повлечь за собой полное разорение. А освободив рестораторов от подозрения, в недоумении спрашивали себя: откуда же берется вся эта масса спиртных напитков, которые имеются в изобилии и всех сортов чуть ли не в „каждом порядочном доме“. Однако на этот вопрос получить ответ было трудно, так как лица, свободно, по их словам, получавшие вина и коньяки, скрывали „источники“ получения, может быть для придания себе престижа среди знакомых, а может быть просто из боязни конкуренции. Словом, над этим вопросом все же царила глубокая тайна. И только за последнее время с этой тайны начало понемногу опускаться покрывало. Так, недавно у входа в один из столичных притонов был задержан „комиссионер“ по доставке в притоны крепких напитков. Дознанием выяснено, что вино он доставал от упаковщика фирмы Бекетова, который, будто бы, вино это похищал из склада названной виноторговли. Затем уже совсем „в